Эти истории из жизни страшнее любого детектива! (16 фото). Династия новороссийских следователей: «Детям вместо сказок рассказываем истории из следственной практики Мальчик, который выжил

Тайны реального следствия

Записки следователя прокуратуры по особо важным делам

Заметки, которые я представляю вниманию читателей, - не художественный вымысел. Это документальные повествования о делах, которые мне или моим коллегам пришлось расследовать за долгую следственную жизнь. Конечно, их можно было переработать в детективы; да, собственно, многие из этих историй так или иначе легли в основу моих книг или были использованы в сценариях сериала про следователя Швецову. Но мне кажется, что материалы этих расследований интересны сами по себе, даже без беллетристических украшений.

Великий юрист А. Ф. Кони сказал когда-то, что каждый вдумчивый судья, врач и священник «должны знать по опыту своей профессии, что жизнь представляет такие драмы и трагедии, которые нередко превосходят самый смелый полет фантазии». Это святая правда. И это - одна из причин невероятного интереса к профессии юриста. Все знают про огромные конкурсы в юридические вузы, слышали про романтику следовательской работы, детективные романы и фильмы имеют, наверное, самые высокие рейтинги.

Но все знают и про трудности следовательской работы. Это отсутствие выходных и скандалы дома (даже любящий супруг терпеливо дождется свою половину с ночного дежурства раз, другой, а на третий взорвется), это психологические перегрузки и запахи разложившихся трупов, это многочасовое просиживание в следственном изоляторе, осмотры чердаков и подвалов в антисанитарных условиях, блохи и вши на подследственных и свидетелях, угрозы мафии…

И несмотря на все это, следователей не убывает. Неужели все отрицательные стороны профессии не перевешивают ее прелести? Получается, что не перевешивают. Романтики с юридическими дипломами рвутся на борьбу с преступностью, презирая вышеперечисленные трудности. И снова, и снова у кого-то захватывает дух, когда жизнь развернет перед ними полотно, по сравнению с которым бледнеют лучшие образцы художественного вымысла. Между прочим, сюжеты известнейших произведений Льва Толстого - «Воскресения», «Живого трупа», «Крейцеровой сонаты» - подарил могучему старцу не кто иной, как вдумчивый судья Анатолий Федорович Кони. Это все реальные уголовные дела, живые судьбы, которые интереснее беллетристики.

Следственная практика

ОПАСНАЯ РАБОТА

Ответ на вопрос: «Опасна ли работа следователя?» исчерпывающим образом дают отечественные криминальные сериалы. Каким образом? Да очень просто: много вы знаете киногероев-следователей? Пал Палыч Знаменский, Сергей Рябинин в фильме по книгам С. Родионова, раз-два и обчелся. И в литературе не больше. А почему? Да потому что следователь, вопреки мнению народа, а также большинства режиссеров и писателей, не бегает с пистолетом за преступником, не прыгает по крышам и не спасает от неминуемой смерти пышногрудых красоток, выхватив их из пасти маньяка. Это все делают оперативники, да и то не каждый день, а только если очень повезет.

Из этого вытекает, что работа следователя не привлекает режиссеров, потому что не содержит в себе пресловутого экшена, столь любимого кинематографистами. Следователь львиную долю рабочего времени проводит сидя в кабинете за компьютером или пишущей машинкой, в следственном изоляторе, ожидая на допрос подследственного, на ящике или на подоконнике на месте происшествия, составляя протокол осмотра. Бегает он не за преступниками, а за маршруткой, чтобы побыстрей добраться из прокуратуры в изолятор. Правда, на мой взгляд, в этом сидении в кабинете порой бывает столько романтики, что хватит на три прыжка с парашютом в костюме Джеймса Бонда. Но пока только одному писателю удалось в полной мере передать эту кабинетную романтику, за которую девяносто процентов вкусивших ее следователей готовы душу прозакладывать; это восхитительное чувство, когда «колется» допрашиваемый или вдруг в результате сопоставления двух заключений экспертиз проглядывает солнечный лучик истины. Пока увлекательно и захватывающе написать о допросе в кабинете удалось только Станиславу Родионову в его саге о следователе Рябинине. Но это понятно; Я он бывший следователь.

Так опасна ли работа следователя? Главная опасность подстерегает его там, где не ожидает никто. Например, если он, замотавшись, пропустил срок по делу и едет за отсрочкой в городскую прокуратуру. Вот в этот момент всякие мафиозные штучки типа раскаленного утюга на животе жертвы или одевание на голову полиэтиленового пакета кажутся ему детскими игрушками по сравнению с экзекуцией, которую ему сейчас устроит зональный прокурор.

Конечно, следователи попадают в неприятные ситуации, порой даже угрожающие жизни. Вот, например, моя подруга, работавшая следователем в районной прокуратуре, выехала на место происшествия в квартиру, где были обнаружены два трупа зверски убитых людей. Преступник с места происшествия скрылся. Эксперт-криминалист быстро сфотографировал обстановку и обработал поверхности в целях поиска следов рук, после чего его увезли на другое происшествие. Следователь и судебно-медицинский эксперт приступили к осмотру одного из трупов, лежавшего в прихожей. Вдруг следователь почувствовала себя неуютно и подняла глаза. Прямо перед ней, сверля ее взглядом, стоял здоровенный мужик с окровавленными руками. Это был убийца, который зачем-то вернулся на место происшествия, тихонько открыл дверь и застыл от неожиданности, увидев в квартире посторонних людей. Моя подруга пережила жуткие мгновения, у нее перехватило дыхание, и она даже не могла позвать на помощь. Так они и гипнотизировали друг друга, пока из комнаты не вышли оперативники и не скрутили злодея.

В похожую ситуацию попала и я на заре своей следственной карьеры. Я дежурила по городу, и мы с экспертриссой пили чай в комнате дежурных, когда позвонили из районного отделения милиции и сообщили, что у них на территории труп старичка-инвалида, без признаков насильственной смерти, только на лице два синячка, но врачи «скорой помощи» сказали, что эти синячки не связаны со смертью.

Я уже готова была произнести волшебное слово «оформляйте», но экспертрисса Лена Гринь, с которой я дежурила, посоветовала мне все-таки выехать и посмотреть на месте, что это за синячки. Мы с ней приехали в коммунальную квартиру, открыли дверь в комнату и увидели следы борьбы - в комнате было сокрушено все, даже разбита люстра. Посреди комнаты лежал труп пожилого дядечки, на груди у него четко отпечатался след ноги. На голову трупа был положен протокол осмотра, составленный участковым инспектором, где было зафиксировано, что «на лице трупа седая борода и несколько кровоподтеков». Сняв протокол и подняв бороду, мы обнаружили на шее трупа четкую странгуляционную борозду. Я спросила у толпившихся в коридоре соседей, кто мог убить старичка. Соседи охотно пояснили, что это сделал жилец из комнаты рядом, больше некому. «Он вообще-то не совсем здоровый, на него двадцать лет назад на мясокомбинате упала туша, и у него справка есть; он все время этого деда гонял и говорил, что ему ничего не будет, поскольку он дурак. А сейчас он у себя заперся».

Работники милиции (а их было много на месте происшествия) стали деликатно стучать в дверь комнаты предполагаемого злодея и вежливо просить выйти. В ответ из-за запертой двери раздавался зычный отборный мат, и со временем все опера и участковые рассосались, оставив нас с тезкой одних. Когда мы заканчивали осмотр трупа, соседняя дверь вдруг распахнулась, и в коридор вывалился совершенно пьяный и дремучий мужик, который заревел дурным голосом, что пришел сдаваться. Мы с Леной растерялись, не зная, что с ним делать.

На наше счастье, как раз в этот момент в квартиру за забытой папкой зашел участковый, который и повязал мазурика. А вездесущая старушка-понятая, после того, как его увели, заглянула в открытую дверь его комнаты и сказала: «А у него там женщина лежит…» «Ну и что?» - спросила я. «А она дышит?»

В котором сотрудник Следственного комитета России рассказывает о том, как обстоят дела внутри этого ведомства. Советую почитать.

Работаю в прокуратуре уже 20 лет. Можно сказать, я — один из немногих динозавров, переживших здесь все потрясения и революции. После института передо мной не стоял вопрос, куда идти — конечно, следователем. Работа интересная, увлекательная, престижная. К тому же платили за нее очень хорошо. Инженер, например, получал 120 рублей, а аттестованный следователь — 210. Такие деньги позволяли жить безбедно — водить девушек в кафе, прилично одеваться. Помню, как с первой же зарплаты купил у спекулянтов хорошие немецкие туфли «Саламандра», о которых тогда мечтал. К тому же сама специальность была редкой и вызывала уважение. В кругу друзей или девушек было эффектно бросить, что, мол, работаю следователем.

В те времена многих ребят в профессии следователя привлекал и внешний вид — красивая форма. А я тогда только пришел из армии, и мне эта форма была по барабану. Носить ее нас не заставляли. Ежегодно выдавали отрезы ткани и деньги на пошив формы, но ее мало кто шил. Ткань скапливалась горами — и мы раздавали ее знакомым или отправляли родственникам в деревню. Так что в прокурорских костюмах щеголяли колхозники. Эта история с тканями продолжается до сих пор. Как выдадут тканей костюмных, подкладочных, шинельных, дадут стопу рубашек, фуражек, ботинок, галстуков, горсть пуговиц и звездочек — вот и думаешь, куда это все девать.

Но самое главное воспоминание о первых годах моей работы в прокуратуре — это дела. Основной поток состоял из действительно интересных — хищение социалистической собственности, взятки, злоупотребления должностными полномочиями. Ни о каких планах по количеству расследованных дел речи быть не могло. Все работали только на качество, дела в судах не разваливались, и никто не возвращал их обратно. Оправдательные приговоры были редкостью и считались страшными ЧП. Теперь 70% работы следователя — болото и рутина. Обычно это — оскорбление сотрудников милиции или мелкие взятки.

Следствие стало резко меняться в 90-х годах. Тогда стали появляться многочисленные коммерческие вузы, которые за деньги выдавали корочки. Престиж работы стал падать, зарплаты снижались, по делам пошли ходоки и «решальщики», а профессионалы стали уходить из системы. Их ценили «на гражданке» за опыт и обширные связи. Не каждый следователь мог устоять, когда ему обещали платить в день столько, сколько он получал в месяц. Многие не выдержали испытания чужим богатством. Молодежь видела на обысках горы денег, дорогие иномарки, украшения, часы — и все это откладывалось у них в голове. Они уже легко шли на контакт с продажными адвокатами и «решальщиками». Сейчас я тоже часто вижу, как на обыске у некоторых молодых горят глазки при виде дорогих телефонов и часов. У кого с моралью покрепче, он покрутит-покрутит в руках «Верту» — и обратно положит, а другой задумается, захочет и себе такой же.

А в 2001 году приняли новый Уголовно-процессуальный кодекс — библию следователя, в которой прописано, как, когда и в какой последовательности он должен расследовать дело. Вот с тех-то пор мы и погрязли в бумагах. Представьте себе, чтобы взять человека под стражу, до 2001 года было достаточно напечатать три листка. Теперь эта же процедура раздулась до полсотни листов. С этим пакетом документов надо еще поехать в суд и отсидеть почти сутки в очереди. Чтобы парализовать работу любого следственного подразделения, теперь не нужно отключать электричество или устраивать пожар. Достаточно убрать копировальный аппарат — и работа встанет. Раньше он был только в «главке» (центральная прокуратура города. — БГ), а 33 райпрокуратуры прекрасно работали без него. Теперь же мы постоянно что-то копируем, документируем, развозим, рассылаем.

Этот же новый УПК преподнес еще один неприятный сюрприз. Раньше санкцию на арест человека давал прокурор, а теперь суд. Когда я приезжал к прокурору, тот внимательно читал уголовное дело — и не дай бог если я что-то не доделал, тогда он рвал постановление и посылал меня подальше. Теперь доказательства не являются основным мотивом для ареста. Судью особо не интересует, почему мы хотим упечь человека за решетку — жену чью-то он трахнул или на самом деле преступник. И аресты фактически встали на поток. Эта же ситуация открыла дорогу нечистоплотным силовикам для заказных дел. Ведь самый быстрый и простой способ сломать человека и сделать его сговорчивым — засадить за решетку.

В 2007-м нас разделили на прокуратуру и следственный комитет. Тогда нам обещали молочные реки и кисельные берега — отдельные кабинеты, современную оргтехнику, зарплату 60 тысяч рублей и другие блага. И что — большинство наших подразделений размещается в зданиях прокуратур, люди сидят друг у друга на головах, современная оргтехника и повышение зарплаты так и остались несбыточной мечтой. А вот работать точно стало сложнее. Отчасти это связано с пресловутой палочной системой отчетности, когда во главу угла поставлено количество, а не качество. Если раньше у прокуратуры была общая статистика, то теперь ее разбили на два ведомства. И никого не волнует, как ты будешь делать план. Милиционерам в этом отношении проще. Они могут фабриковать мелкие преступления или колдовать над статистикой. У нас такое невозможно хотя бы потому, что мы занимаемся делами другого уровня: нельзя же искусственно увеличить количество взяток, убийств и изнасилований в районе. Вот и крутишься как белка в колесе. Следователи откладывают убийства в сторону и занимаются криминальной мелочовкой — нарушениями авторских прав, попытками дачи взяток и оскорблениями пред-ставителей власти. Такие преступления легко раскрываются и расследуются, поэтому и популярны. До недавнего времени основной поток дел — до 60% — был по «пиратской» статье 146 (о нарушении авторских прав. — БГ). Оперативники устраивали набеги на рынки, ловили торговцев контрафактными дисками и сдавали их нам. Теперь такие дела стало расследовать МВД, и мы остались ни с чем. Чтобы милиционер не сдавал «пиратское» дело в родное ведомство, мы должны сплясать перед ним матросский танец «Яблочко». Хитом «плановой экономики» стали дела об оскорблении представителей власти. В этой роли обычно выступают милиционеры. Схема простая: участковый идет к местному алкашу или дебоширу, тот его посылает подальше, а следователи возбуждают уголовное дело. На расследование уходит два-три дня, затем, несмотря на очевидную мелочность, прокурор подписывает обвинительное заключение — и дело уходит в суд. Прокуроры шутят: «Милиционеры обидчивые только на граждан, а вот когда их начальники обкладывают на совещаниях трехэтажным матом — терпят».

Мы считаем количество расследованных дел, а прокуроры — сколько «косяков» они в них нашли и сколько дел завернули обратно. Вот такая математика. Если прокурор не заметит нарушений, то получит втык от своего начальства. «У тебя там в следствии одни асы, что ли, работают? Иди и ищи». Фактически нас просто столкнули лбами. Многие уголовные дела можно было бы прекратить по вполне законным причинам, но это невыгодно ни следователям, ни прокурорам. В России закрытое дело до сих пор считается негативной статистикой, поэтому при любых основаниях этого стараются не допустить. Палочная система лишила нас независимости от оперативников и прокуроров. Первые добывают нам дела, вторые их визируют перед отправкой в суд — и ссориться с ними никак нельзя.

Более серьезная проблема — кадры. Следователи резко помолодели, и это не пошло на пользу. Средний возраст сотрудников — 25 лет, и 60% из них со стажем работы меньше года. Когда в 90-х годах я пришел работать в районную прокуратуру, то у двух коллег стаж работы был по пять лет, у одной — 12 лет, а у другого — 20. И это всего лишь район. А уж в «городе» (центральная прокуратура города. — БГ) сидели зубры со стажем 15—20 лет. Уровень нынешнего образования следователей можно назвать катастрофой. Раньше было как? Сначала я получил удостоверение, в котором было написано «стажер». С этой ксивой я работал год, причем кроме работы следователя я в обязательном порядке ходил поддерживать в суд обвинение, выступал в судах от имени государства в гражданских делах, работал за помощника прокурора общего надзора. Утром я мог допрашивать свидетелей по уголовному делу, а вечером шел в суд выступать прокурором по делу о самогонщиках. За год я прошел все ступени и уже досконально понимал, как работает прокурорская кухня. Теперь все иначе. Молодого сотрудника сразу назначают на должность следователя, и он, ничего не зная и не понимая, начинает расследовать дела. Через полгода у него аттестация, и он получает уже две звезды. Вот и представьте себе, что может натворить такой следователь. Большинство из них способны лишь отличить уголовное дело от гражданского.

Теперь в следствии работает горстка идейных профессионалов, тех, кому уже недолго до пенсии, бесперспективные бездари и зеленая молодежь. Новые люди, конечно, приходят на работу, но романтиков и идейных среди них мало. Ими правит трезвый расчет — хотят наработать опыт и связи, чтобы сбежать в коммерцию, или рассчитывают заработать по-теневому.

В 70% случаев новичок полгода наблюдает за работой старшего коллеги, а затем увольняется со словами «ну на фиг такую работу, график, кучу бумаг и за такие деньги». И ничего тут не скажешь. Формально рабочий день следователя с 9.00 до 18.00, но реально — люди живут на работе. У многих в кабинетах есть раскладушки или диваны с постелью. Иногда такой график заканчивается семейными скандалами. Несколько моих коллег развелись из-за таких проблем. Средняя зарплата у следователя 23—24 тысячи рублей, что также не добавляет спокойствия в семейную жизнь. Чин повышается каждые два года, но «движок» зарплаты — около 2 тысяч рублей. Вот такая нехитрая схема: два года +2 000 рублей, еще два года — еще +2 000 рублей. Когда стало известно, что полицейский даже на начальном уровне будет получать 45 тысяч, многие задумались: зачем эта геморройная работа за копейки и с ворохом бумаг, если можно сидеть в том же здании полицейским на вахте, ничего не делать и получать в два раза больше.

Все эти причины опустили следствие на пещерный уровень. Стало привычным получать от сотрудников официальные документы с орфографическими ошибками в каждом втором слове, без даты, подписи, времени или с перепутанными статьями Уголовного кодекса. Осмотр места происшествия или обыск проводят, например, десятого числа, а по документам начинают официальное расследование лишь на следующий день. Первый же адвокат разваливает такое дело как изначально незаконное. Были случаи, когда районные следователи присылали материалы уголовного дела об убийстве, состоящего всего из полсотни листков, когда норма — несколько томов. В районах таких сырых дел — 99%, в округах — 70%. Начальникам приходится их тщательно просматривать и переделывать в свое сверхурочное время. Можно приехать в субботу или воскресенье в любое следственное подразделение и увидеть там как минимум одного сотрудника, подчищающего хвосты.

А еще следователи завалены абсурдной и никому не нужной рутиной. Например, нас заставляют посчитать, сколько всего адвокатов было за год по нашим уголовным делам или сколько среди потерпевших оказалось уроженцев Грузии или Средней Азии. С недавних пор мы также должны проводить полноценные проверки по делам о смертных случаях с явно некриминальными причинами. Например, по делам о самоубийствах или о смерти по болезни. Закон позволяет расследовать такие дела даже участковым, но реально занимаемся ими мы. В течение 10—30 суток следователь должен провести полную проверку, все это изложить на бумаге и затем отчитаться. У одного следователя в среднем скапливается 5—10 таких проверок, а помимо них он должен, вообще-то, расследовать и текущие уголовные дела. Такая нагрузка опять-таки отражается на качестве. В типичном районном следственном подразделении на полках скапливается 300—800 старых уголовных дел, которыми просто некому заниматься. А по закону следователь обязан с утра доставать их из архива, проводить по ним полноценные следственные действия, ежедневно дергать оперов, заставлять их искать злодеев. В реальности если какое-то из таких дел и будет когда-то раскрыто, то лишь благодаря случайности. Как шутят оперативники, «мы найдем злодея, только если он сам к нам придет и признается».
Если бы мне сейчас пришлось выбирать, то я бы ни за что не выбрал эту работу.

(с) Вадим Тактаров.

Мой старший брат сразу после окончания Свердловской юридической академии 7 лет отработал следователем прокуратуры одного из районов Курганской области. Причем в «следаки» он пошел по убеждению, отказавшись от более сытной и спокойной вакансии «помощника», чисто из романтических соображений. О чем впоследствии многократно и жалел. Поэтому (по крайней мере, первые пару лет) службе он отдавался всецело и творчески, как только может переначитанный городской парень, отправленный «на землю». Приезжая домой, за семейным столом он увлеченно рассказывал свои «дела», раскрывал дипломат и иллюстрировал рассказ жутковатыми следственными фотографиями. Мне даже иногда казалось, что он по-своему любит этих своих подопечных убивцев. Потом это, конечно, начало сдуваться (как и роспись стен деревенской церкви в свободное время), заменяться чем-то цинично-бюрократическим, но это уже другая история…
За свои семь лет «следачества» брату пришлось три раза столкнуться с совершенно необъяснимыми делами, о чем он и сейчас просто разводит руками: «Ну… это… не в нашей компетенции…»
В одной деревне у мужика умер тесть. Любимый тесть. Насколько ненавистью народной обличены (и по делу) тещи, настолько же редки злобные тести. Так же, как во многих сказках присутствует злая мачеха, но никогда (кроме современных извращенцев-америкосов) не встречается злодей-отчим. Может, виновата русская душа, где всю эмоциональную бытовую нагрузку вынуждена тянуть женщина, а мужчина – существо более отстраненно-духовное, или еще что, не знаю. В общем, суть не в этом. На «девять дней» мужик так горевал, что поругался с женой и тёщей, хлопнул ещё горькой и со словами: «Пошли вы на х… б…, мы с Егорычем и сами посидим», – забрав бутылку водки, кой-какой закуски, сел на мотоцикл и уехал. Надо сказать, что в деревне ездить слегка навеселе – это совсем обычное дело. Обиженные женщины махнули рукой и заволновались только к ночи, а на рассвете начали поиски. «Урал» стоял, понятно, на кладбище, у свежей могилы. На седле аккуратно сложенный пиджак, на нем часы, откупоренная бутылка и две пустых стопки. Дальнейшие поиски (сети в озерах, собаки и т. д.) результата не дали. Дело закрыли.
Прошло два года. В пяти километрах от места исчезновения был найден скелетированный труп без головы, череп был найден в десяти метрах. Заключение судмедэкспертизы – смерть наступила в результате удара в голову со спины большой силы, в результате чего голова была отчленена от туловища. Такие повреждения бывают во всяких катастрофах, в ДТП например. В чистом поле… Получается, мужик от чего-то бежал от самого кладбища пять (!!!) км, потом оно его догнало и так шваркнуло… Ну, разве что самолет спикировал… Дело закрыто.
2. Утонул районный военком, кент и собутыльник братана. Все было как обычно – мужики поставили на озере сетки, развели костер, налили по маленькой… Июльская ночь, благодать! И вдруг с озера все слышат голос: «Степа-а-ан, Степа-а-ан…» Голос отца военкома. Ну ладно, может отец каким-то лесом заплыл с другой стороны озера, что ему надо-то? Степан садится в резинку и отплывает от костра на зов. Надо заметить, что озера у нас, в Западной Сибири – это в большинстве своем залитые водой степные низины. Поле переходит в полосу солончака, стена камыша метров сто, где рыбаки выкашивают узкие дорожки на озерную гладь, и уже потом, с островами того же камыша переходит в волны озера с максимальной глубиной метра 2-3.
Военком не вернулся. Отец его в эту ночь был дома и никуда не ездил. Голос его (а это деревня, и здесь голоса не путают) слышали человек пять, кто был возле костра. Военкома нашли-таки через два дня в камышах, утонувшего, на глубине полметра.
3. В феврале все замело. И холодно. И совсем не хочется никуда ехать от теплой печки. Тем более по откровенно «левой» причине – ну подумаешь, не выходит из дома одинокий дед. Ну мало ли, почему не может дед выходить? К детям в город уехал, помер, в конце концов, от сердечной недостаточности или с перепою – вот менты бы и разбирались. Вереница недовольных служак, пробившись на утруженных Уазиках через заносы к заметенной деревеньке, стучатся в дом. Следов вокруг дома нет, все заметено, явно не топлено уже несколько дней. Соседи-понятые, те, кто и настоял на вызове, тараторят, что дед был одинокий, ни с кем не общался, жил себе и жил… «Стекло изнутри закопченное», – записывает себе в блокнот брат. Взламывают дверь. Все внутри замерзшее – не топлено, иней. Старый комод, вязаные коврики, картина «Незнакомка» на стене, дальше спальня и… Что за черт… это что? На кровати сидят ноги в валенках. До пояса. Выше ничего нет. То есть вообще ничего. Как будто раскаленным ножом отрезали все, что выше пояса. На потолке следы гари и граница тканей поджаренная. Брат мой не медик, но опыт подсказал – в ногах, когда сняли валенки, трупных пятен нет. Значит, у деда как бы мгновенно исчезла верхняя часть туловища.
Стоит ментовская братва и чешет в голове – что делать. Брат спорит – это шаровая молния все испарила. Не одобрили – долго объяснять и не поймут. Решили вместе с врачом так – «сердечная недостаточность».

Среди ночи выехали по вызову. Желание спать разгоняли по дороге отчаянным чертыханием и прочим богохульством. А один из членов опергруппы был суеверным человеком, он и предупредил: не надо в двенадцать ночи при открытом окне сквернословить – не к добру. Но слова его только подзадорили остальных, и ядреные выражения посыпались со всех сторон.

Стало холодно. Окно в машине закрыли. Сказали напоследок: «Ничего нам не будет». И дружно окрестили машину «богохульным экипажем». А кто-то из «пассажиров» резюмировал смеясь: «Если нельзя чертыхаться, то пусть будет нам сигнал свыше».

Притормозили возле нужного дома, оставили машину и пошли по указанному адресу, как вдруг за спиной услышали грохот. Вернулись и увидели, что у машины смята крыша, а сверху огромная сосулька.

Но это было только начало. С машиной стали происходить жуткие вещи. То ее оставляли во дворе, а неизвестно откуда появившийся автомобиль протаранивал, нещадно помяв, капот. То лопалось колесо, и на полном ходу машину выносило на встречную полосу. То однажды, отправляясь на вызов, ждали, чтобы выехала предыдущая машина, а она нечаянно дала задний ход. Сейчас «богохульная машина» стоит возле отделения милиции, и никто не рискует на ней ездить.

Из милицейских примет: если автомобиль задавил собаку, то следующей будет человек.

Рассказ инспектора ГАИ

В ночь перед первым апреля дежурили они на посту около окружной дороги. Вдруг видят: очень медленно едет ярко-желтая машина, на капоте которой привязан кладбищенский венок. У машины были затемненные стекла, и лейтенанту показалось, что за рулем нет водителя. В рупор потребовали остановиться. Никакой реакции не последовало. Повторили приказ. Но машина продолжала двигаться. Пустились в погоню. А машина как раз повернула на длинную улицу, очень удобную для преследования и задержания: она не имела ни переулков, ни проходных дворов, скрыться было негде.

Автоинспекторы свернули на эту улицу через несколько мгновений и увидели… пустую дорогу. Желтой машины не было, словно сквозь землю провалилась. Поскольку номер они запомнили, то сообщили по постам. Посты приняли. Но и они машины не нашли. А на следующий день в той улице произошла крупная авария: три разбитые машины и восемь трупов.

Из милицейских примет: когда в руки идет большая служебная удача, ни в коем случае нельзя этим хвастаться – случится ляп.

Мистический рассказ опергруппы

Вызвали нас на улицу Вавилова. Жильцы одной из квартир пожаловались, что над ними у соседей кого-то или избивают, или убивают: слышится страшный грохот, крики, стоны. Поднялись этажом выше. Квартира оказалась заперта. Соседи рядом ничего не слышали. Но сообщили, что новые хозяева, въехав после обмена, сразу отправились отдыхать на море, оставив ключи бригаде маляров.

Милиция вскрыла дверь. В квартире никого не оказалось. Мебель была на местах. Стояли краски, лежали рулоны обоев, но никаких следов ремонтных работ не было, хотя со времени отъезда хозяев прошла уже неделя.

Вызвали ремонтников, благо номер их телефона соседи знали. Те пожаловались, что не могут работать в этой квартире: падают полки, пропадают вещи. Поставили согреть еду, так рухнула крышка плиты. Одна девушка-маляр утверждала, что, когда стояла на стремянке, ее потянули за волосы… Рассказам этим не поверили. Соседей оштрафовали за ложный вызов. На следующий день – опять звонок: в квартире наверху грохот, крики, стоны. Приехали, пригласили понятых. Вскрыли квартиру. Все тихо. Все на месте. Но перепуганные соседи уговорили милиционеров подежурить ночью. Остались у них три человека. Ночью над головой раздались шум, вопли. Взбежали наверх в квартиру: никого. Остались там, и вдруг при них упала полка, и разбился цветочный горшок. Испугавшись, бросились звонить в отделение.

Прибыло начальство. Вызвали хозяев из отпуска. Приехавшие хозяева, изрядно перетрусив, позвонили тем, с кем они обменялись квартирами. А раньше здесь жила семья: муж, жена, их дочь и зять. Причем дочь страдала психическим заболеванием. Два года назад дочь устроила очередной скандал своему мужу: , кидалась всем, что попадало под руку. Зять, хлопнув дверью, вышел. А дочь заперлась в комнате и повесилась. Ровно за месяц до годовщины самоубийства все явления, сопутствовавшие скандалу, повторились. И когда стало приближаться двухлетие, жильцы испугались и поменяли квартиру.

Начальство запретило рассказывать эту историю: «Такого не должно быть, потому что не должно быть никогда».

Из милицейских примет: если в перестрелке разбивается зеркало в машине, надо непременно в этот же день поставить новое.

Мне помог справиться с трудностями и защитить себя от недоброжелателей, Оберег от сглаза и порчи . Он защищает человека от сил зла, Энергетических вампиров на работе и в семье, специально наведенной порчи, и злых помыслов врагов. Посмотреть и заказать его можно только на официальном сайте

Рассказ частного детектива

Он никогда «ни во что такое» не верил и смеялся, услышав очередную байку. И сейчас до конца не верит. Но факт есть факт.

Обратились к нему бизнесмены, у которых увели вагоны с товаром на крупную сумму. И обещали детективу заплатить огромные деньги за компромат на бывших компаньонов: уверены были, что кражу совершили они.

Детектив занялся этим делом. Обнаружил одну махинацию, но его предупредили: близко не подходи, все везде «схвачено». Понял, что компромат на жуликов доставать бесполезно – им все равно нельзя будет воспользоваться. А день получить хотелось. Вечером рассказал все жене. И та в разговоре случайно вспомнила, что у соседей двенадцать лет не было детей, они пошли к какой-то Эле из Строгино, сейчас у них растет сын. Сыщик посмеялся: много сейчас этих Эль. Но взяв у соседей ее адрес для своих клиентов, чувствуя себя при этом полным идиотом.

Но клиенты отнеслись к предложению серьезно, и вместе с детективом отправились к Эле. Дверь им открыла молодая женщина. Наметанным глазом сыщик сразу отметил, что в ее однокомнатной квартире не было особой роскоши: только ковры и ароматизирующие палочки. Эля выслушала их и сказала, что в течение месяца компаньоны сами отдадут украденное. Детектив подумал: нереально, такие не отдают. И бизнесмены сказали: не может быть.

А через восемнадцать дней узнали, что один из обидчиков попал в автокатастрофу и лежит в реанимации. А у второго открылась язва. Он-то и позвонил клиентам, попросив их взять товар обратно. И рассказал, что каждую ночь ему снился один и тот же сон, и во сне этом кто-то упорно повторял: «Если не отдадите украденное, то один из вас непременно попадет в катастрофу, а другой, не пройдет и полгода – умрет от рака желудка. А если отдадите то сможете спокойно красть дальше».

Детектив и его подопечные поехали благодарить Элю, купив цветы, духи, конфеты. Но та подарков не взяла, сказав, что за полученное ими так не благодарят. Тогда ей предложили сделать рекламу на телевидении. Эля отказалась, сказав, что у нее нет недостатка в клиентах. И пригрозила, что у них никогда больше не будет денег. Бизнесмены ее как следует.

Детектив и раньше знал, что его коллеги обращаются за помощью к разным элям. Но данную конкретную Элю он побаивается и даже попросил у нее разрешения рассказать нам эту историю. Из милицейских примет: в тот день, когда тебе дают новое дело, нельзя брать в долг.

Рассказ лейтенанта милиции

У нее дома живет большой кот, который умеет… находить вещи. Если она что-то теряет, то рассказывает об этом коту, и тот, побродив по квартире, укладывается рядом с тем место, где надо искать пропажу.

Был случай, когда у знакомых потерялась золотая цепочка. Пошла она к ним, взяв с собой кота. Тот покрутился и улегся рядом со шкафом. Цепочку за шкафом и нашли: она туда завалилась.

Когда день у лейтенанта бывает удачным – от нарушителей нет отбоя (а служит она в ГАИ) – кот не может заснуть и громко мяукать.

Достался ей этот кот в наследство от деревенской бабки-ворожеи.

Из милицейских примет: нельзя ни по какому поводу и ни за кем возвращаться с пути на задание.

Рассказ подполковника милиции следователя по особо важным делам

Восемнадцатилетняя девушка была изнасилована и убита в своей квартире. Ее обнаружила мать, проживавшая в другой квартире, но и имевшая ключи от квартиры дочери. Приехавшие сотрудники полиции обнаружили накрытый стол: похоже было, что убитая сама открыла убийце дверь. Но никаких улик, никаких следов преступника обнаружить не удалось.

Расследование дела поручили подполковнику. У него было особое отношение к случившемуся: он тоже имел дочь, похожую на убитую, и ее звали так же, как убитую.

Шло время, а дело о расследовании убийства не продвигалось. Опросили всех знакомых, но выяснили только, что девушка вела очень замкнутый образ жизни. короче говоря, дело практически становилось «висяком».

Однажды у меня дома он включил телевизор. Шла религиозная программа, связанная с христианским праздником. И он вдруг подумал: если сказано, что волос не упадет с головы человека без ведома Бога, то значит не случайно ему досталось это дело. И такое преступление не может остаться безнаказанным, если есть Бог. А был он атеистом. До этого случая. До этого дела, которое переживал особо остро.

Он обычно не помнил своих снов, да они ему и снились нечасто. А тут так устал, что даже забыл выключить телевизор, задремав на религиозной программе. И сниться ему, что приходит к нему убитая девушка в каком-то странном обличье, но он твердо знает, что это она. И сообщает фамилию и имя убийцы и мотив преступления: убили ее, чтобы похитить старинную серебряную панагию, принадлежавшую ее матери. Украдено и еще несколько золотых и серебряных украшений. Называет Людмила и адрес убийцы. А еще она рассказывает про то, что если человек умирает преждевременно – его убивают – то до срока он не может «уйти туда». И может отомстить.

Подполковник спрашивает: а почему же тогда не мстят, ведь стольких убивают безнаказанно. Он отвечает, что не мстят, потому что их уже не волнует происходящее на земле, и они не хотят еще крепче здесь «привязаться». К тому же не всем дана сила. И вообще реализовываются только предсмертные желания. А она перед смертью желала отомстить. Много ли таких? Теперь да, в Москве столько убивают людей, что создаются «легионы возмездия» из тех, кто отказывается добровольно «попасть туда», – ради возможности мстить.

Он спросил: это значит, что вы против Бога? Она ответила: нет. Он хотел спросить еще что-то, но она перебила: узнаете все, когда придете к убийце. И повторила несколько раз имя и адрес. А еще Людмила попросила следователя не расследовать это дело, а найти возможность привести убийцу ночью на Хованское кладбище на определенную могилу и попросить прочесть надпись на ней. И добавила: отныне будет проклят каждый мужчина, который позволит себе в России убить женщину. Он умрет очень страшной смертью.

На этих словах подполковник проснулся. Разбудил его сигнал телевизора, который забыли выключить. Тот сон он запомнил хорошо. На следующий день проверил: по названному адресу жил названный человек. Был он учителем, с убитой занимался подготовкой в институт. А нашла она его по объявлению. Мать подтвердила, что дочь по объявлению занималась с очень хорошим педагогом. Вспомнила мать и про панагию. А украшений, которые носила девушка, она не знала.

Панагию в квартире убитой не нашли. Подполковник позвонил учителю якобы по объявлению и попросил проконсультировать. Очень скоро сумел наладить приятельские отношения. Потом удалось остаться у подозреваемого дома в одиночестве, найти панагию и кое-что из украшений. Сфотографировал их. Показал фотографии матери убитой, та узнала панагию и золотое кольцо.

Осталось самое трудное. Подполковник сказал историку, что знает место на Хованском кладбище, где написано что-то исторически очень важное, и пообещал хорошо заплатить, если тот поможет ему разобрать текст. И добавил, что сделать это надо очень срочно, а свободной у него остается только сегодняшняя ночь. Учитель не хотел ехать ночью, но за большие деньги согласился. Следователь уже знал, где могила и как ее найти. Они пошли туда. Подошли к могиле. Учитель нагнулся, чтобы что-то рассмотреть, и упал. Врачи констатировали смерть от разрыва сердца.

Следующей ночью подполковник увидел светлый сон. А после этой истории стал верующим.

Из милицейских примет подполковника: если «зависает» дело, надо пойти в церковь, поставить три свечки иконе «Нечаянной радости» и помочь трем людям. После этого дело пойдет.

Рассказ майора — оперативника

Живет он на седьмом этаже. Квартира без балкона, деревьев под окнами нет. А жена у него – врач и ночами бывает на дежурстве. И как только ночью раздается сильный стук в окно, – значит, что в этот момент жена ему изменяет. Это было трижды. И это проверено.

В начале двухтысячных довелось мне работать следователем одного из районных ОВД.

Вспоминается один случай в самом начале карьеры.

Ситуация - банальный грабеж. Девушка возвращалась с дискотеки, в ту пору была мода телефоны на шее на шнурках носить. Ну вот один умник и попытался у нее на улице этот самый телефон с шеи сорвать, но девушка оказалась не из робкого десятка, и вцепилась парню в руку ногтями. Парень ей по голове треснул разок, и с телефоном убежал... Ну возбудили, как водится, ст. 161 ч. 2 Грабеж, т.е. открытое хищение чужого имущества с применением насилия, не опасного для жизни и здоровья. Все бы дружно забили на это, но статья тяжкая (до 10 лет), а это сильно портит статистику. Вот и взялись опера не очень хитроумным способом пытаться найти грабителя.
А забыл я упомянуть вот о чем - паренек был рыжий (веснушки, волосы). А таких искать проще... Подняли картотеку с ранее судимыми, проживающими в этом районе (а у нас только так опера и отрабатывают будничные преступления). Нашли схожего по возрасту рыжего паренька, ранее судимого за грабеж пару раз. Показали фотку девушке - а она, не сильно заморачиваясь, говорит - раз рыжий, значит он. Поехали опера к нему в адрес - семья неблагополучная, поэтому обыск можно было делать без всяких лишних бумажек. Похищенного телефона не нашли...

Поскольку я был начинающий следователь, то уголовное дело, т.н. "темное" (т.е. не перспективное к раскрытию), находилось у меня. И вот в один прекрасный вечер, собираясь домой, подходят опера и говорят - дело раскрыли, надо проводить опознание. Ну что ж - денег у паренька не было, поэтому вызвали знакомого дежурного адвоката, а также девушку - потерпевшую. Опера предварительно через щель в двери показали ей "злодея". ДАже нашли рыжих статистов. Так что опознание прошло на ура. Это в уголовном преследовании доказательство № 1. Злодей молчит, говорит не я. Поэтому пришлось проводить очную ставку, в ходе которой девушка говорит, что это он, а он - что не он) Вот такой каламбур. Это доказательство № 2. Для полноты картины еще неплохо бы явку с повинной оформить - и красота. Но нет - парень не сознается. Опера попинали его слегка, но паренек добродушный такой попался. Я ему говорю - сознавайся и иди домой с миром, отпущу под подписку о невыезде. Я реально хотел так сделать, т.к. возни с арестом много, а преступление не ахти какое опасное. Но паренек молчит. Закрываю его в ИВС на 2 суток, т.к. признания нет. Практика такая...

И начинаю размышлять. Получается ситуация патовая - 50 на 50. Она говорит, что он, а он не сознается. Телефона нет. Опера кричат, что раскрыли, сводку оттарабанили, карточки учетные выставили. Это к чему? А к тому, что теперь дело назад в разряд "темных" не переведешь. И опять же по сложившейся практике печатаю постановление о возбуждении перед судом ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Но прежде чем материал в суд нести, надо получить визу прокурора. Т.е. если прокурор откажет - у следака железный отмаз перед руководством, мол, прокурор отказал, а если нет - значит доказухи хватает. Иду к прокурору, тот даже не смотря дело спрашивает в чем вкратце суть. Я ему - так и так, из доказухи - опознание и очная ставка. Ни свидетелей, ни похищенного. Он мне - а чего с арестом пришел? Я - дак требуют. Прокурор поинтересовался судим ли ранее паренек. Услышав положительный ответ, выдал "Раз судимый, значит он!". Но чтобы не обкакаться в будущем неплохо бы закрепить доказуху. А именно - надо его свозить в бюро судебно-медицинской экспертизы, где под микроскопом посмотреть руки и найти царапины... А для этого, говорит, время нужно. Поэтому обвинение предъявлять не будем, а продлим его задержание еще на 5 дней.
Беру паренька, смотрю на руки - вроде ничего особенного, а прошло где-то 5 дней, когда девочка ему руку царапнула. Едем к эксперту. Беру бутылку. И, о чудо! Царапины нашлись, настоящие, и давность их образования - 5-7 дней, так в заключении написано было.
Ну, теперь я окончательно уверился, что паренек просто тупит. Беру бумажки, идем с прокурором в суд, и судья, не смотря ничего (а им это вообще по барабану, т.к. если следак с прокурором пришли - значит есть основания, вообще про работу суда отдельная история),сажает парнишку в СИЗО до суда.

На следующий день предъявляю ему обвинение, он по-прежнему не сознается. Ну и черт с ним, с убогим, подумал я. И забыл про это дело. Но подходил двухмесячный срок, и дело надо было направлять в суд.

А тут еще подруга паренька пару раз приходила - свиданку просила. Я ей говорю - не сознается, никаких свиданок. Со следаком, мол, дружить надо.

Ну, приезжаю я, значит, с адвокатом в СИЗО с делом его знакомить. А есть такая фишка - особый порядок. Это когда ты сознаешься, никому не мешаешь, во всем покаялся, в суд никто, кроме тебя не вызывается. И за это получаешь меньше, чем обычно, т.к. у суда геморроя меньше. Я ему, значит, вместе с адвокатом (которому по хрен, т.к. он ходит за гос. деньги) начинаю говорить - мол, напиши в протоколе ознакомления, что вину осознал, получишь особый порядок, все равно ведь сядешь, а вот насколько - сам решай. Паренек опытный был, и говорит, что если дам свиданку, то сознается, т.к. все равно условно не получит, имея непогашенную судимость. Ну, короче, все дружно с адвокатом написали, оформили признание, заявили ходатайство о применении особого порядка. Адвокат ушел. А я решил перекурить со злодеем, пока конвоя ждали (конвойный один был). НУ и разговорились за жизнь. Я ему говорю - а чего ты раньше тупил? Ходил бы сейчас на подписке, а уж если закрыли в СИЗО, значит реальный срок будет (это тоже практика). А он мне - я этого не совершал, но понял, что все равно посадят, а лишние 2-3 года сверху ни к чему.

А царапины откуда? Как оказалось, он неофициально на пилораме работал оператором...

Я удивился, т.к. реально поверил, что он раскаяться решил. Приехав в кабинет, вызвал потерпевшую, спрашиваю - ты уверена, что это он, а она мне - да эти рыжие все на одно лицо! Я говорю - а зачем так говорила? Она - опера попросили. Вот так.

Дело к прокурору повез сам (а не курьером). Говорю так мол и так, паренек-то невиновный сидит, че делать? А прокурор мне в ответ - ты судью подставить хочешь? или прокурора? или себя? Если его оправдают, то как минимум мне неполное служебное с лишением всех копеек, а как максимум - уголовное дело за превышение или фальсификацию. Выкинь, говорит, из головы все это. Может он грабеж и не совершал, а пару магнитолок-то из машин тиснул... Так что, говорит, не совсем он невиновный...

Отправил я дело в суд... На этом как бы миссия следователя заканчивается. Но уж больно паренек хороший был. Иду к председателю суда - милая женщина, всех нас (следаков) как детей любила. Рассказываю ей всю историю, а она мне в ответ - не парься, случаи разные бывают, типа ниче страшного, ну не отпускать же его теперь? Но все-таки позвонила судье, у которого дело, и попросила "не строжничать". И получил парнишка 2 года колонии... А мог и 5-7. Чему, кстати, он очень обрадовался.

Вот такое начало карьеры...

Кто-то скажет, что неправильно это, не гуманно, незаконно. Согласен. Но, послушав седого прокурора и председателя суда, которые безо всяких эмоций на это отреагировали, я понял - что это в порядке вещей.

Интересны ли еще истории о милицейской жизни?